Но что-то светит там внутри. Или снаружи.
Или сперва внутри. Снружи – после.
Вот чей-то позабытый сон: в нем – гости,
Случайным образом попавшие на ужин,
На славный, длинный ужин. Иль не длинный.
Кому какой. Супы, зкуски, вина –
И в изобильи этом, так сперва чудном,
Все забываются за праздничным столом,
И забывают забываем кто мы и зачем мы,
Беседам и столу все время посвятив,
Давно не видим светлого свеченья
Внутри других, намного раньше позабыв
Свое. Но кто-то маленький и робкий,
От неотложных дел как будто отвлечен,
Из пухлых рук роняет на пол пробку,
С какой играл. И вот глядит, заворожен,
И глаз не оторвет от спящего кого-то,
Кто остальным и не заметен отчего-то
И странно как-то светит в темноте:
Как будто свечка светит в животе
У незнакомого. И этот свет нерезкий
Во сне тотчас является ему,
Где Кант постукивает ложечкой по-детски
И приглашает к своему столу.
Или сперва внутри. Снружи – после.
Вот чей-то позабытый сон: в нем – гости,
Случайным образом попавшие на ужин,
На славный, длинный ужин. Иль не длинный.
Кому какой. Супы, зкуски, вина –
И в изобильи этом, так сперва чудном,
Все забываются за праздничным столом,
И
Беседам и столу все время посвятив,
Давно не видим светлого свеченья
Внутри других, намного раньше позабыв
Свое. Но кто-то маленький и робкий,
От неотложных дел как будто отвлечен,
Из пухлых рук роняет на пол пробку,
С какой играл. И вот глядит, заворожен,
И глаз не оторвет от спящего кого-то,
Кто остальным и не заметен отчего-то
И странно как-то светит в темноте:
Как будто свечка светит в животе
У незнакомого. И этот свет нерезкий
Во сне тотчас является ему,
Где Кант постукивает ложечкой по-детски
И приглашает к своему столу.